Локи не сомневался, что попадет в категорию нечестивцев. Новые боги поносят его как демона, старые презирают как предателя. Его положение всегда было шатким. Теперь, утратив Шепчущего — единственного козыря в неважном наборе карт, он ничего не сможет предложить, когда настанет время расплаты.

Он должен вернуть оракула, думал Локи, до того, как его заполучит Генерал. Шепчущий, конечно, предугадает это, и Мэдди будет настороже. И все же, размышлял Локи, еще не все потеряно. Он знает все выходы из холма Красной Лошади и может незамеченным высматривать беглецов из своего лесного убежища. В Подземном мире, не имея данных, куда они идут, он потерял бы их среди тысяч тоннелей, что пронизывают холм, но здесь, в Надземном мире, цвета Мэдди и Шепчущего будут светить, как маяки, на мили вокруг. Конечно, это же относится и к его собственным цветам, и все же риск того стоит, думал Локи. Кроме того, при первом же риске он может открыть ход внутрь холма и за несколько секунд очутиться в безопасности под землей.

Зоркие глаза Локи обшаривали всю долину, от холма Красной Лошади до Фарнли-Тьяса, Фоджес-Поста и Фетлфилдса и даже до Хиндарфьялла, где далекий дымок горящего стога или костра заволок горизонт. По-прежнему ни следа подписи. Но он не сомневался, что Мэдди скоро появится. Он смотрел и ждал, не торопясь, — прошли десятилетия с тех пор, как он в последний раз осмеливался выйти в Надземный мир, поэтому, несмотря на безотлагательное дело, он невольно наслаждался солнечным теплом и синевой неба.

Стояла добрая осень, но она почти закончилась, и впереди маячила долгая, суровая зима. Локи чуял ее приближение: дикие гуси улетели, поля оголились после оживленного жнивня, стерня горела, чтобы уступить место новым посевам. Где бы Мэдди и Один ни собирались встретиться, они не осмелятся высунуть нос из долины в такое время. Пока что на дневном солнце тепло, но резкий привкус в воздухе скоро превратится в лед, и потянутся долгие, медленные пять месяцев до пробуждения весны.

Пробуждения! Мысль с внезапной уверенностью вспыхнула в голове Локи, и он замер, уставившись на подернутое дымкой небо, далекий перевал и семь пиков, что охраняли долину. Он знал, что об этих пиках ходят разные слухи. Многие из них он распустил сам, чтобы отвлечь внимание от ледяных залов под горами и от семи их смертоносных обитателей, что дремали под древним камнем.

Спящие!

— Нет. Они не посмеют!

В тревоге Локи заговорил вслух, и птицы с чириканьем вспорхнули с кустов при звуке его голоса. Он их едва ли услышал. Он заскользил вниз по стволу дерева, так что листья и кусочки коры посыпались дождем на лесной ковер. Да нет, думал Локи, конечно они не осмелятся! Сам Генерал так и не осмелился — после Рагнарёка он больше не мог притворяться, что Спящие в его власти.

Разве что Один знал кое-что, чего не знал Локи. Какой-нибудь новый слух, какое-нибудь предвестие, какое-нибудь знамение, которое его шпионы не сумели распознать. Возможно, в конце концов Один посмел.

Локи лихорадочно соображал. Если бы Спящие проснулись, думал Локи, конечно, он уже знал бы. Их присутствие породило бы эхо и смятение во всем Подземном мире. Значит, пока нет причин паниковать. Генерал в первую очередь тактик, и он не станет рисковать и освобождать Спящих, не удостоверившись прежде в своей абсолютной власти над ними.

Но с Шепчущим в руках…

По земле прокатилась далекая дрожь. Наверное, это землеройные машины… хотя какое-то мгновение Локи был уверен, что почувствовал что-то другое, похожее на судорогу, которая пробежала по поверхности долины, как по шкуре старого пса. Его затрясло.

Нет-нет! Время еще должно быть…

Если Спящие проснутся, ему конец.

Разве что он вернет себе Шепчущего…

Локи усиленно размышлял. Если Мэдди направляется к Спящим, значит, самый быстрый путь — под землей. Ей понадобится четыре часа, чтобы добраться до места, — итак, у нее хорошее преимущество, зато Локи изучил Подземный мир как никто другой. У него есть короткие ходы через холм, которых никто больше не знает, и, если повезет, он сумеет обогнать девчонку. А если нет, то, по крайней мере, сделает все, чтобы Один не пробрался под землю. Так что Генералу придется отправиться в горы поверху, что займет вдвое больше времени, и по весьма ухабистой дороге. Значит, Мэдди и Шепчущий останутся одни.

Локи усмехнулся. Он знал, что в честной схватке у него не будет шансов, но он не привык сражаться честно и не имел намерения учиться сейчас.

Что ж, тогда…

Щелчком пальцев Локи кинул Юр на землю и приготовился вернуться в Подземный мир.

Ничего не произошло.

Дверь, которая должна была скользнуть в сторону по его команде, осталась запечатанной.

Локи, хмурясь, еще раз бросил руну.

Дверь по-прежнему отказывалась себя обнаруживать.

Локи бросил Турис, потом Логр, Воду, и, наконец, Ур, Могучего Быка, руну грубой силы, что было равносильно тому, чтобы нетерпеливо заколотить по двери ногами.

Ничего не вышло. Дверь оставалась закрытой. Локи сел на лесной ковер, злой, озадаченный, задыхающийся. Он вложил в эти руны все свои чары. Даже если дверь была магически запечатана, что-то все равно должно было произойти.

Значит, она под какой-то защитой. Локи изо всех сил бросил Беркану.

По-прежнему ничего. Ни вспышки, ни искорки. Дверь не просто была закрыта, ее словно вовсе никогда не существовало. Та дрожь, вспомнил Локи. Он принял ее за работу землеройных машин. Может, так оно и было, но теперь, подумав как следует, он понял, что ошибся. Это было эхо могущественных чар — одного-единственного заклятия, как это ни невероятно; и Подземный мир изменился, полностью закрывшись от возможного вторжения.

Локи постарался прикинуть, какого рода опасность могла вызвать подобный ответ.

На ум приходило только одно.

Вот теперь ему стало страшно. Он заперт вне Подземного мира, один, с врагами с обеих сторон. Времени нет, Спящие уже могли проснуться, и с каждой потерянной секундой Мэдди и Одноглазый все ближе друг к другу. Решение было опасным, но другого выхода он не видел. Ему придется отправиться за ними по земле.

Локи пробормотал заговор, бросил Кен и Райдо. Если бы кто-нибудь очутился рядом, то очень удивился бы, увидев, как юноша со шрамами на губах и с тревогой на лице съежился, усох, сбросил одежду и превратился в маленькую коричневую хищную птицу, которая секунду или две смотрела вокруг яркими, совсем не птичьими глазами, затем взлетела, дважды обогнула холм по расширяющейся спирали, поднялась в восходящих потоках воздуха и направилась к Семи Спящим.

Но никто обладающий истинным зрением не был бы, конечно, обманут ни на минуту. Слишком хорошо различим был ее фиолетовый след.

Нат Парсон наслаждался собой. Дело было не только в праздничной рясе или в ощущении, что все смотрят на него, величаво восседающего на белом коне. И не в пристальном внимании гостя из Края Света, который наблюдал за ним (с восхищением, как надеялся Нат) со своего поста у Ока Лошади. И не в благородном звучании собственного голоса, раскатывавшегося по холму, не в реве землеройных машин, не в дыме костров или ярмарочных шутих, которые трещали и сверкали. И даже не в том, что надоедливая девчонка наконец-то получит свое — и она, и чужак. Нет, все это было приятно, но корни счастья Ната Парсона уходили глубже.

Конечно, он всегда знал, что рожден для величия. Его жена Этельберта тоже видела это — вообще-то именно она уговорила его предпринять то долгое и опасное паломничество в Край Света, чтобы затем пробудиться для сурового долга веры.

Никто не отрицает, что Нат был поражен совершенством Универсального города, его монастырями и соборами, его впечатляющими галереями, его законами. Нат Парсон всегда почитал Закон — то, что Закон представлял собой в Мэлбри, — но Край Света окончательно открыл ему глаза. Впервые Нат узрел совершенный Порядок — Порядок, насажденный всемогущим духовенством в мире, где быть священником, даже деревенским пастором, означало снискать невиданные доселе власть, уважение и страх.