— Ты обещал… — напомнила она.

Но Шепчущий не обращал внимания. Он стоял в своем туманном обличье и смотрел на темную далекую фигуру, которая шла через серую полосу к ним, чары клубились вокруг него, точно дым. Опустилась тишина, в которой Мэдди слышала, как отдельные песчинки падают на мертвую равнину.

— Одноглазый, — сказала она.

Шепчущий улыбнулся.

Ряды Ордена расходились, точно стебли пшеницы, когда Один шел через них, и смыкались за его спиной, точно копья.

— Один, — произнес Шепчущий.

— Мимир, старый друг.

Один в обличье, с мыслью-мечом в руке, со шляпой, надвинутой на лицо, с Сахарком, рысящим по пятам. Безымянный в обличье, в плаще и капюшоне, с рунным посохом, плюющимся чарами. Мэдди на одной стороне, Хель на другой, Бальдр посередине.

— Не Мимир, — уточнил Шепчущий. — Больше нет.

— Ты навсегда останешься для меня Мимиром, — заметил Один.

Сейчас Генерал видел всех, все цвета, по крайней мере. Его истинное зрение воспринимало их как огненные фигуры: он видел Мэдди, ослабленную и истощенную полетом через Нижний мир, ее цвета подернулись серо-фиолетовой дымкой горя, он видел Бальдра, сияющего чарами Локи, видел Хель в ее цветах, видел то, что некогда было Шепчущим, а ныне стояло в столбе света. Каменная голова, в которой тот обитал так долго, лежала, брошенная, у ног.

— Старый друг, — повторил Шепчущий. — Слишком долго.

— Пятьсот лет, — ответил Один, приближаясь.

— Намного больше, — тихо возразил Безымянный.

Хотя его голос был спокоен, Один видел смертельную ярость в его раскаленных цветах. Он полагал, что у Шепчущего есть основания его ненавидеть, и все же на сердце у него было тяжело. Так много друзей потеряно или убито. Так велика цена за пару лет мира.

«Обязательно так?»

Ответ пришел быстрее мысли.

«Насмерть, — гласил он. — Победителю — миры».

В тишине враги стояли друг напротив друга. За ними кипела и бурлила река Сон. Еще дальше лежала темнота.

Книга девятая

Сон

Тень, что поднялась над Девятым миром, — тень черной птицы с огненными перьями, превосходила все кем-либо виденное после Рагнарёка.

То был Сурт-Разрушитель в полном обличье. Все, на что падала тень его крыла, исчезало, словно никогда и не существовало, оставляя за собой лишь Хаос, полный звезд, которые росли и набухали по мере того, как отступал мир.

От Черной крепости почти ничего не осталось, мало-помалу она превратилась в свои составляющие: чары, эфемеры и сны. Обломки все еще парили в пустоте: вот кусок городской стены, вот камень, ров, излучина реки; несутся, как снежинки в темном ветре.

На одном из таких обломков и собрались асы для последнего противостояния — на куске скалы с видом на Мир мертвых. Тор в обличье сжимал мысли-стрелы в руке, Тюр воздел рукавицу, готовый разить, Фригг наблюдала за происходящим в Хель, Локи припал к земле под прикрытием камня, а Сиф, которая воином не была, вслух рассуждала, когда, как именно и как скоро все они умрут.

— Это все ты виноват, — указала она на Локи, который, не обращая на нее внимания, расстреливал подвернувшихся демонов сериями маленьких быстрых заговоров, которые нарезали воздух, точно шрапнель. — Ты виноват, — повторила Сиф, — и теперь ты мертв, а вокруг творится настоящий ад кромешный. Чему, во имя миров, ты сейчас улыбаешься?..

Но Локи не слушал. Вместо этого он отпустил мысли на волю — он заметил, что стрельба по демонам обострила его концентрацию, — перебирая события последних дней, пока не понял — хотя и слишком поздно, — как ловко им управляли.

Слова Фригг все прояснили ему: как его использовали с самого начала, как послали на смерть, на безнадежное дело, тем временем обстряпывая делишки с Хель, как обманули ее, заставили служить своим целям, как предательство Хель открыло брешь в Хаос и как теперь Шепчущий стоит во главе армии, готовой не к битве, как предполагал Один, а к тому, чтобы впустить Хаос в миры и смотреть, как те гибнут один за другим…

Локи понял, что недооценил честолюбие Шепчущего. Он думал, тот ищет лишь мести и, когда отплатит Одину, возможно, успокоится. Теперь он знал истину. Шепчущий намеревался сделать свой ход, хотел присвоить власть Порядка и Хаоса, стать Единственным Богом.

Локи швырнул Кен в облако эфемеров и увидел, как оно рассеивается подобно рою пчел. Отчаяние возродило его чувство юмора. В оставшиеся минуты (плевать на Шепчущего) он собирался уйти в языках пламени. Огненные руны срывались с кончиков его пальцев, глаза сверкали, а лицо, хоть и носящее следы усталости, освещала радость. Локи полагал, что дело в Хаосе в его крови, но, к собственному удивлению, обнаружил, что веселится больше, чем когда-либо за последние пятьсот лет.

Тор и Тюр стояли за ним спина к спине, прикрывая друг друга и бросая мысли-стрелы в тень черной птицы. Та приближалась. За ней наступали тишина, крутящееся межзвездное пространство, невообразимая пустота Запредельного мира.

Дюйм за дюймом птица скользила к ним. Тучи эфемеров шипели и умирали за ее хвостом. Демоны — некоторые огромные, как слоны, — точно семечки, засасывались в ее утробу. Птица продолжала неуклонно лететь, даруя забвение. Она уже почти очутилась над ними. Нижний мир пал, остались лишь берега реки. Сурт наступал — тень отрезала край скалы, на которой стояли асы…

А затем, внезапно, в тот самый миг, когда скала начала распадаться под ними…

Все остановилось. Опустилась тишина. Нижний мир застыл в миг своего распада. Один и Безымянный начали сближаться, сперва по чуть-чуть, почти незаметно кружа друг вокруг друга, словно танцоры в некоем долгом, медленном ритуале.

Мэдди, чье сердце подскочило при виде Одноглазого, шагнула вперед, но Бальдр удержал ее за плечо.

— Оставь его, — тихо сказал он. — Если вмешаешься, гибель будет угрожать вам обоим.

Девочка знала, что он прав: это битва Одина, а не ее, — и все же против воли была немного расстроена, что старый друг даже не признал ее. Он зол? Ему все равно? Или она просто выполнила свою задачу и теперь ее можно отбросить, как стольких до нее?

Двое воинов сближались. Один казался усталым и тусклым рядом с ослепительной фигурой Безымянного. Посох в руках Безымянного потрескивал рунами, мысль-меч Одина мерцала крылом зимородка.

За ними десять тысяч голосов Ордена начали читать из Книги Взываний:

— Ты проиграл, — произнес Безымянный. — Твое время вышло. Со старыми богами покончено. Настала пора нового.

Один улыбнулся.

— Нового? — повторил он. — Что же тут нового, старина? Так вращаются миры. Даже предательство кому-то на пользу. И даже у Хаоса есть свои законы.

— Не в этот раз, — возразил Шепчущий. — В этот раз я установлю законы.

— Законы уже установлены. Ты повинуешься им, нравится тебе или нет.

Шепчущий зашипел.

— Я никому не служу. Ни Порядку, ни Хаосу. И если все остальное должно погибнуть — так тому и быть. Я буду править один. Никого, кроме меня, во всех мирах — всевидящего, всезнающего, всемогущего Меня.

— Смотрю, Мудрый Мимир ничуть не утратил своей мудрости, — усмехнулся Один.

На самом деле он редко был менее расположен шутить. Сила Безымянного оказалась даже больше, чем он ожидал, его чары были как сердце звезды, и, хотя обличье противника сформировалось еще только наполовину, Один знал, что оно смертоносно.

За ним армия Ордена читала нараспев: