Когда Этель сделала еще шаг, открыв рот от изумления и страха, коробейник протянул шлюхе руку.

В его ладони лежал какой-то обрывок, паутинка, соблазнительный клочок кружева и лунного света, который он предложил женщине в зеленом платье со словами:

— Твой, моя госпожа?

Вот чего ждал Нат. «Он даст ей платок, — сказала Скади. — В этот миг, и ни в какой другой, освободи Слово. Секундой раньше — и все погибнет. Секундой позже — и мерзавец от нас уйдет. Но если ты все сделаешь правильно, Парсон, то мы отомстим и получим в награду благодарность ванов».

Конечно, думала Скади, потеря Фрейи больно ударит по ним. Она закусила губу, размышляя об этом: по ее мнению, сие было признаком весьма дурного вкуса, — но она не сомневалась, что ваны немного утешатся в жажде мести.

«Попытаюсь потом заключить с ними союз», — решила Скади и довольно заворчала. Рядом с ней ждал Нат Парсон, дрожащий, но полный Слова, полный им, сияющий им.

Какое изумительное чувство: его кровь казалась летучей, словно каждую вену и артерию заполнил горячий бренди. Он знал, что стал отчасти кем-то другим: он был, быть может, даже немного безумен, — но какая разница, если это так прекрасно?

И тут Этельберта шагнула в свет.

— Это моя жена, — с удивлением сообщил Нат.

Скади выругалась и хлестнула чарами.

— Пора! — повторила она, продолжая ругаться, потому что Этель встала на пути, будь она проклята.

Этель влезла между ними, выдирая платок из руки Фрейи с криками: «Нет уж, дамочка, ничего вы от меня не получите!» Ваны наблюдали, кто-то улыбался, еще не подозревая об опасности. Скади снова выругалась, на этот раз еще более яростно, на языке демонов, потому что Слово — гимн, который должен был приморозить Одина к месту, в то время как ваны смотрели бы, а Фрейя оседала бы, бездыханная, на землю, — Слово подвело ее, Нат подвел ее. Он повторял «Это моя жена» беспомощным, глупым голосом, чары сорвались с кончиков его пальцев, промахнулись мимо Одина, попали на мушиное крылышко и заморозили птицу в небе в трех милях от деревни. Во дворе пасторского дома одновременно произошло следующее:

Круг ванов мгновенно распался.

Хеймдалль прыгнул в сторону, на кончиках его пальцев задрожали мысли-стрелы.

Браги спел защитную песню.

Фрей выхватил мысль-меч и направился к дому.

Фрейя превратилась в краснохвостого сокола и взлетела подальше от опасного места, оставив пустым зеленое шелковое платье Этельберты.

В этой неразберихе чар, движений и шума какое-то время никто не замечал, что жена пастора лежит, мертвая, на земле и что в суматохе Одноглазый Один неведомым образом исчез.

В доме Скади бросила Иса в Фрея, приморозив его к месту. Затем она повернулась к Нату.

— Ты можешь? — спросила она. — Можешь их всех остановить?

Нат помедлил.

— Этель, — произнес он.

— Забудь о ней, — отмахнулась Скади. — Нечего лезть под ноги. — Она схватила Ната за руку и заставила взглянуть на нее. — Ну так что, Парсон, ты можешь?

Мгновение он смотрел на Скади. Охотница в обличье — грозное зрелище, даже для богов. Нату стало нехорошо. Слово, те ощущения, которые оно вызвало в нем, испарились. Они могут вернуться, сказал он себе, но сначала нужно время, чтобы поймать их, чтобы подготовиться…

— Магистр, — прошептал пастор.

— Что? — спросила Скади.

— Дар, — лепетал пастор. — За верную службу.

Скади выругалась и метнула очередную мысль-стрелу в ночь. Вот что бывает, когда заключаешь сделки с людьми, яростно думала Охотница. Она считала Ната иным. Что ж, тем глупее была она сама. Человек слаб, его рассудок блуждает. Теперь в любую секунду ваны поймут, кто предал их, и сбегутся.

Скади снова бросила Иса во двор. Ньёрд замер с гарпуном в руке. Но это ненадолго. Без Слова, которое обездвижило бы их и сделало бы беспомощными, она станет легкой добычей ванов.

В последний раз Скади повернулась к пастору. Он был бледный и потный. Возможно, из-за шока после смерти жены? Заглянув в его дикие глаза, Скади поняла, что ошиблась. Она уже видела в подобном трансе людей, которые поклонялись ей в далеком прошлом. После экстаза — ужас. Охотница узрела его в глазах Ната Парсона, зияющий, пустой ужас, и осознала, что они проиграли. Один сбежал, и ваны вот-вот набросятся на них.

«Что ж, тогда до следующего раза», — решила Охотница. Она положила руки на плечи пастора.

— Послушай, приятель, — начала она.

Его глаза медленно повернулись к ней.

— Не… называй… меня… приятелем… — прошептал он.

Вот. Наконец-то реакция. Хорошо, подумала она.

— Если хочешь жить, делай, как я говорю. Хочешь жить?

Он безмолвно кивнул.

— Тогда идем со мной, Парсон, если сможешь. Бери свою Книгу. Следуй за мной. Бегом!

С этими словами она превратилась в снежную волчицу, выскочила в открытую заднюю дверь, беззвучно перебирая подушечками лап по твердой земле, и растворилась в ночи, точно дымок.

Меньше чем за минуту, после одного-единственного слова, жизнь, которую Нат всегда знал, кончилась. Больше нет дома, нет жены, паствы, уюта, амбиций. Он стал беглецом.

Впереди него снежная волчица бежала к безопасности холма Красной Лошади. Воздух был резким и чистым, земля под ногами хрустела от мороза. Занималась заря, пели птицы, бледно-зеленый свет вытеснил фиолетовый с неба. Нат внезапно понял, что в последний раз видел рассвет много лет назад.

Теперь он мог любоваться им в любое время.

Это так поразило его, что он засмеялся вслух. Снежная волчица на мгновение остановилась, рыкнула и побежала дальше.

Нат не обращал на нее внимания. Наконец-то свобода, свобода делать то, о чем он всегда мечтал, свобода применять свои способности, свою силу…

«Чур меня!»

Нат нахмурился. Кто это сказал? Он помотал головой, чтобы в ней прояснилось. Он пережил нелегкое испытание, сказал он себе. Вполне естественно, что у него в мыслях некое замешательство, некая неразбериха. В конце концов, он потерял жену…

«У экзаменатора Ордена нет жены».

Слова незваными явились ему в голову, и теперь он вспомнил их словно во сне, вспомнил, как говорил что-то в этом роде Этельберте, перед тем как упасть без сил.

Это был тот же самый голос. Печальный, но вместе с тем властный — тихий, отчетливый, с оттенком высокомерия и, как показалось Нату, почти знакомый, навязчивый, как мелодия, забытая с детства и неожиданно услышанная много лет спустя где-то вдалеке.

— Кто ты? — прошептал Нат, широко распахнув глаза. — Ты демон? Я что, одержим?

В его голове раздался вздох не громче дуновения ветерка.

«Он слышит меня, — вздохнул голос. — Наконец-то он услышал меня».

— Кто ты? — резко повторил пастор.

«Человек, — ответил голос. — Наверное, человек…»

— Какой еще человек? — спросил Нат.

«Элиас Рид, — шелестел голос. — Экзаменатор номер сорок четыре двадцать один девятьсот семьдесят четыре».

Какое-то время Нат Парсон стоял как вкопанный. Рассвет обернулся разочарованием. Солнце не светило, день обещал быть пасмурным. Внезапно Нату ужасно захотелось облегчиться, но устроиться в ближайших кустах почему-то казалось неприличным из-за незваного гостя в голове.

— Ты должен быть мертв, — выдавил из себя пастор.

«Возможно, — согласился экзаменатор, — но я еще здесь».

— Ну так иди отсюда, — предложил Нат. — Соединись с Безымянным, или с ордами Хель, или куда там положено идти после смерти.

«По-твоему, я не пытался? — спросил экзаменатор. — По-твоему, мне хотелось застрять у тебя в голове?»

— Я не виноват, что ты застрял.

«Да неужели? — изумился экзаменатор. — А кто встал у меня на пути, когда я произнес Слово? Кто украл силу моего последнего заклинания? И кто после этого использовал Книгу Слов как попало, без какого бы то ни было права, не говоря уже о посте, медитации или тем более каком-либо из продвинутых или хотя бы промежуточных состояний Блаженства?»